Google ____________________________________________________________________

Вниз по реке Хатырке. В.Леонтьев.
Хатырка. Опука.

Вниз по реке Хатырке. По земле древних кереков. Не успел скрыться из виду вертолет, как мы с Эдуардом Гунченко и Александром Ореховым, моим новым помощником, взялись за монтаж лодки, расконсервацию моторов. Так как нас было трое, то я решил соединить два мотора. Целую неделю с помощью Гунченко, Орехова и Саши Рьянова мы монтировали лодку, опробовали в бочках новые двадцатисильные «Вихри».В Анадыре на лимане еще крепко стоял лед, а здесь уже бурлили реки, вскрылась и сама Хатырка. Мы спешили. Работали с вдохновением, готовясь к большому серьезному маршруту. Угнетало лишь то, что опытного полевика Эдуарда Гунченко надо было отпускать в Магадан. Его назначили начальником полевого геологического отряда в Чаунский район, совершенно противоположную от нас сторону. Со мной оставался Александр Орехов, аспиратн-археолог. Парень он молодой, крепкий и сильный, но на Чукотке впервые, не имел еще опыта работы в поле, а тем более на побережье. Геологи пока совершали лишь небольшие пешие маршруты, ожидая второго рейса вертолета с горючим и остальными членами экспедиции. К 10 июня мы были готовы к выходу.

Речка Рытгылвээм у базы мелкая и бурная, с частыми перекатами, и Леонид предложил подтащить на сенях вездехода «Прогресс» к слиянию Рытгырвээм с речкой Спокойной и оттуда уже идти сплавом до реки Хатырки. Так и решили.

И вот 13 июня в семь часов утра от Рытгылвээмской базы отошел странный поезд: впереди вездеход с геологами, за ним на жесткой сцепке волокуша с лодкой «Прогресс», на которой восседали мы с Ореховым. Утро было солнечное, теплое. Вездеход, оглашая своим гулом тихую тундру, легко шел по мягким кочкам, пробирался сквозь густые заросли низкорослого кустарника, вспугивая куропаток, сидевших на олых ветках. Как и договорились, у слияния двух речек мы сгрузили лодку и пошли сплавом.
Река Рытгылвээм сравнительно спокойная, но все же часто встречались перекаты, приходилось несколько раз вброд протаскивать лодку. Вскоре мы дошли до впадения в Рытгылвээм еще двух речек, и она стала глубже и шире – сплавляться было спокойнее.

Леонид сидит на корме, а мы с Ореховым с веслами впереди. Солнце поднялось. Жарко. Леонид снял рубашку и майку – решил позагорать. Но вскоре подул встречный резковатый ветер, пришлось взяться за весла. Река становилась все шире и шире. Правый берег обрывистый, левый – низкий и болотистый. Несколько раз перед нами взлетали парами гуси, на еще голых ветках, как белые комья снега, торчали куропатки. Иногда, азартно квохча, они пролетали над самой лодкой. В два часа дня подошли к месту впадения реки Рытгылвээм в Хатырку.

15 июня. Еще ночью небо заволокло тучами. С утра заморосил дождь. Стало сыро и холодно. Прощаемся с геологами и отчаливаем.

Хатырка – бурная и быстрая. На наше счастье, нет на ней каменистых перекатов. Река, зажатая с двух сторон сопками, идет одним руслом. Не заметили, как прошли ущелье, а километров через пятьдесят вышли в широту. Долину. Здесь Хатырка разделилась на множество русл. Стали блуждать, садиться на мели на перекатах. Сломался первый винт. Решили идти сплавом, но вскоре снова пришлось запустить моторы, так как управлять «Прогрессом» на веслах трудно. Там, где русло глубокое, мчимся с такой скоростью, что обгоняем взлетающих с островков гусей, которых здесь великое множество. Местами к берегу реки подходят террасы, но никаких следов поселений не заметно, да и мелкий сеющий дождь скрывает видимость. Промокли насквозь. Пришлось приткнуться в протоке к небольшому островку и под кустами разбить палатку. Хорошо поев и напившись чаю, мы под гогот гусей, часто пролетавших над нами, заснули крепким сном.

Проснулся от шума дождя, капли которого дробно тарабанили по палатке. Саша безмятежно спит в спальном мешке, закутавшись с головой. Все вещи влажны. Тент на лодке натянулся, как струна. Сложить его сырым – значит больше не натянуть. Под тентом спускаться по реке нельзя: кругом косы, отмели, быстрое течение. Решили сначала хорошо его просушить. Накрыли лодку брезентом, а внутри разожгли примус «Турист». В «Прогрессе» стало жарко, как в бане. Через три часа снова пошли сплавом по реке, подрабатывая моторами. Вскоре Хатырка слилась с рекой Инесвеем. Русло стало шире и спокойнее, берега пошли илистые. Нас по-прежнему сопровождает дождь. Никаких признаков присутствия человека не видно. Река кажется безжизненной. Может быть, такое впечатление сложилось оттого, что погода пасмурная, сырая и мерзкая, как осенью. У подножия горы Тымлын’ай, что в переводе значит «прижатая», «плоская», на террасе показались домики – пионерский лагерь хатырских ребят, о котором нам рассказывали Чейвутегин и Рьянов.

Домики аккуратненькие, дачного типа, и жить в них можно только летом.

Нам показалось, что место для лагеря выбрано не совсем удачно. Берега реки обрывистые, глинистые, значит, часто происходят обвалы. На террасе растет кустарник выше человеческого роста, но место все-таки болотистое и комарья, видимо, множество. Не особенно уютно, вероятно, здесь ребятам. Невольно думаешь, почему бы округу не организовать пионерские лагеря именно в тех местах, где проводят летовку оленеводы, где стоят рыбалки. Тогда детский отдых сочетался бы с посильным полезным трудом, с традиционными занятиями коренных жителей Севера.
В двух километрах от лагеря за поворотом реки увидели первую хатырскую рыбалку. Здесь рыбачит чукча Коравье с женой Марфой и двумя детьми – мальчиком и девочкой. Встретили они нас приветливо. Особое гостеприимство проявила Марфа, которая верещали без умолку. А Коравье, бывший оленевод, прокачевавший большую часть жизни в верховьях рек Ваеги, Великая и Хатырка, оказался угрюмым и несловоохотливым. Рыбачить он начал, когда здоровье не позволило ему выпасать стада. По существу и всеми рыбачьими делами руководила Марфа. Она считала себя лучшей икрянщицей в совхозе, хвалилась, что очень ловко пластует рыбу.

В Анадыре еще только составляли план на рыбную путину, распределяли участки, а здесь уже полным ходом шла нерка и чавыча. На кустах вялилась юкола, две большие бочки были заполнены рыбой, а для совхоза Марфа изготовила первую чавычью икру, крупную, как горошины. При нас Коравье вытащил из сеток одиннадцать нерок и две чавычи. Я много слышал об этой рыбе, но видел ее впервые. В отличие от кеты и нерки, чавыча поразила меня размерами и мощью своего тела.

Рыбаки мне сказали, что до Хатырки уже близко. Коравье объяснил, как проходит фарватер. Мне не хотелось ехать в дождь на ночь, но Саша уговорил, и мы тронулись в путь по приливу. Ветер встречный, в лодку хлещет дождь и волна, но глубина большая идем на двух моторах. Через 45 минут, в одиннадцать часов вечера, мы были у Хатырки, пристали у лодочного причала. Кругом никого, пусто, и лишь светятся в домиках окна. Спросили в первом домике, где живет директор совхоза. Мне показали. Роман Николаевич Бойко, с которым я был знаком еще по Анадырю, встретил приветливо, накормил и напоил нас чаем и устроил на ночлег в пустующей квартире.
Первый этап маршрута прошли благополучно. В этнографическом и археологическом планах он нам почти ничего не дал, но все еще было впереди…
Долина реки Хатырки и особенно ее верховья, где сходятся своими истоками реки Великая, Ваеги и Майна, была местом встречи племен Северо-Востока. Отсюда недалеко до богатой ягелем Парапольской долины, в которой еще в давние времена устраивался великий обмен, и люди на время забывали о боевых копьях, пращах и луках. Из глубины тундры с легкими обозами и небольшими отборными стадами прикочевывали гордые оленеводы – «чавчывав» и привозили с собой шкуры молодых оленей, готовую одежду и крепкую обувь. Приморские жители «эльутэльыт» - алюторцы приезжали на собачьих упряжках с тяжело нагруженными нартами, на которых были плотно увязаны шкуры нерп и лахтаков, подошвы, моржовые ремни и огромные, наполненные салом морских животных мешки из тюленьей кожи. Из лесных таежных дебрей на гладких лыжах, обшитых шкурами и скользящих по снегу как по маслу, волоча за собой легкие санки, приходили «этэльыт» - юкагиры. Они приносили лосиную шерсть для вышивок, легкие стрелы и огромные луки, мастерски склеенные из двойных деревянных полос. Верхом на оленях являлись подвижные «к’орарамкыт» - оленные люди и почему-то становились отдельным лагерем в стороне от всех: видимо, считали себя пришельцами в этих краях и побаивались коренных обитателей. С безлюдного, сурового и далекого побережья в одеждах из шкур евражек, подшитых собачьим мехом, в штанах из нерпы приходили низкорослые кереки. Прибывали и другие племена с далекого южного мыса Камчатки и сурового северного мыса Пээк. Говорили на разных языках и наречиях, но великий обмен сближал людей, и они понимали друг друга, на время забывая о войнах и грабежах.

Известно, что чукчи и коряки по своему происхождению, обычаям и верованиям – родственные народности. Но первые имеют общее название «лыгъоравэтльат» - «настоящие люди», вторые же называют себя «чавчывав» - чавчувены или же «нымыльу» - нымыланы. Чавчувены – истинные оленеводы, с гордым сознанием своего экономического превосходства; нымыланы – оседлые жители рек и морского побережья. У чукчей тоже есть разделение: оленеводов называют «чавчыв» - чукчу, а приморских оседлых чукчей «он’к’альыт» - береговые, приморские, но как те, так и другие сохранили свое общее название «лыгъоравэтльат» до настоящих дней. И сознание своего общего происхождения у приморских чукчей и чукчей оленеводов значительно сильнее, чем у коряков. «Интересно отметить, - писал С.Н. Стебницкий, - что в сознании нымыланов резко проводится эта грань, выделяющая чавчувенов из среды остальных групп оседлых, точнее, полуоседлых нымыланов. Ни сами чавчувены, ни нымыланы никогда не объединяют их с прочими группами общим самоназванием «нымыльу» - «поселяне», «жители». Говоря о чавчувенах, намыланы всегда называют их (так же как и чавчувены сами себя) – «чавчывав».

Более близки друг другу как по языку, так и по хозяйственным занятиям и верованиям корякские чавчувены и чукотские чаучу. Видимо, разделение когда-то одной народности произошло сравнительно недавно. Как предполагает И.С.Вдовин, случилось это примерно в XIV – XV веках, когда юкагирские племена, теснимые воинственными якутами и тунгусами, вошли в долину реки Анадырь и разъединили общих предков коряков и чукчей.

С того времени и стали самостоятельно развиваться эти две народности, потеряв между собой постоянные связи. Чукчи на Севере живут по соседству с полярными эскимосами и ведут комплексное хозяйство, занимаясь мелкотабунным оленеводством, которое имело полувольный выпас, охотой на морского зверя и диких оленей. Эскимосы оказали большое влияние на чукчей, оседавших на побережье и переходивших к морскому промыслу. Последние восприняли эскимосскую морскую культуру и к приходу русских землепроходцев уже были хорошими мореходами. Плавали на реку Анадырь, где били диких оленей при переправе, совершали военные экспедиции к берегам Аляски.

Коряки на юге живут по соседству с ительменами-рыболовами, исконными обитателями Камчатки, береговыми жителями и тунгусскими племенами. У коряков-чавчувенов интенсивно развивается оленеводство, они становятся обладателями больших оленьих стад.
До XVIII века на неуютных берегах керекской земли оседали коряки. Безусловно, они оказали свое влияние на кереков как в языке, так и в культуре. Но есть сведения, что кереки поддерживали связи с береговыми чукчами. «У приморских чукчей побережья Берингова пролива до сих пор сохранились предания о том, как их предки плавали в залив Мейн’ыпильгын, к устью реки Хатырки, где вели обмен с коряками».

Существовавшие связи кереков вели обмен с коряками» Существовавшие связи кереков с приморскими чукчами подтверждает и словарь кереков, в котором есть лексические заимствования из говора приморских чукчей и совпадающие по этимологическому значению слова. Так, например, по-керекски «вайн’ак» означает «гаснуть», «тухнуть» огню, на говоре приморских чукчей гаснуть – «вайн’ык», на анадырском, ближайших современных соседей кереков, - «пинкук»; по-керекски – «въик», на анадырском – «вайн’ык». Итак, в прошлом ближайшими соседями кереков на севере были приморские чукчи, на юге у мыса Оюторского коряки алюторцы, по тундре же в верховьях рек Хатырка, Укэлаят, Опука кочевали коряки апукинцы и чавчувены.
В середине XVIII на этой территории происходит интенсивное перемещение племен. Возобновляются связи чукчей с коряками, но они уже носят совершенно иной характер. Отряды воинственных чукчей совершают набеги на юкагиров, коряков, отбирают у них оленей и пополняют свои стада. Часто отряды коряков или чукчей нападали на береговые поселения кереков, сжигали их огромные землянки, отбирали запасы пищи, шкуры оленей, ремни, убивали взрослых мужчин, а детей и женщин уводили в плен. Не этим ли объясняется возникновение в чукотском языке особого женского говора, в котором нет звука «р», типичного для чукотского языка и отсутствующего в керекском и в языке коряков-чавчувенов. Пленные женщины и дети, которые использовались оленеводами как «выёльыт» - рабы, могли создать свой особый говор, находясь в униженном положении у богатых и сильных «чаучу». Возникновение особого женского говора у чукчей еще подтверждается тем, что он существовал лишь только у тех групп чукчей, которые, видимо, в те времена входили в непосредственное соприкосновение с коряками, кереками и эскимосами. У более отдаленных чукотских групп этого не наблюдалось. Так, не было женского говора у тойгуненских чукчей, живших в северной части Чукотского полуострова на восточном берегу Колючинской губы, у чукчей, кочевавших в верховьях рек Малый Анюй и Равчува.

В середине XIX века одна из чукотских групп переходит на правый берег реки анадырь и обосновывается в долинах рек Таманская, Хатырка, Великая. Чукчи быстро умножают свои стада. С этого времени на кереков, живших на побережье от анадырского залива до реки Опука, огазывается сильное чукотское воздействие, возникают новые формы социальных отношений. Производительные силы чукотских оленеводов были значительно выше в сравнении с примитивным хозяйством кереков, которые испытывают большую нужду в шкурах для одежды, сухожилиях для сетей, оленьем мясе и русских товарах. В связи с этим кереки попадают в полную экономическую зависимость к чукчам, среди которых начинают выделяться богатые оленеводы, возникает патриархальное рабство. У кереков в конце XIX века даже стало входить в обычай отдавать своих детей в услужение оленеводам, а когда они не отдавали добровольно, то богатый чаучу забирал их насильно.

Вот что рассказал мне старый пастух Айгынто – свидетель этих событий.






НАЖИМАЯ НА КНОПКИ, ВЫ ПОДДЕРЖИВАЕТЕ ЖИЗНЬ САЙТА - СПАСИБО)
_________________________________________________________________________________________ авторизуйтесь, нажав на любую из кнопочек соц. сети, оставьте комментарий и его увидят ваши друзья
Социальные комментарии Cackle ____________________________________________________________________________________________ Пост! Instagram __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>

вверх к началувверх к началу