Google ____________________________________________________________________

Добрый день, дорогие друзья. Сегодня я выставляю последнюю часть очерков Виталия Задорина БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ. Напомню, что очерки так и не были закончены, мы с вами читаем черновики. Большое спасибо Анатолию Заволожину за предоставление эти уникальных материалов .
Если вы хотите начать сначала, то пройдите по этой ссылке. А мы продолжаем. Итак…

БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (6) …
Виталий Задорин.

Вижу фашистский знак… (продолжение)

Но моя космическая история продолжилась в начале семидесятых. Тогда наши прославленные космонавты, уже немножко очеловеченные (вот они, рядом, к ним можно прикоснуться рукой!), стали усиленно разъезжать по всей стране. Не обошли они и Колыму. Здесь они непременно хотели поклониться памяти создателя космических кораблей Сергея Королева, отсидевшего свой первый срок на прииске «Мальдяк». У нас побывали в разные времена Герман Титов, которому было присвоено звание почетного гражданина города Магадана, Виталий Севастьянов, Петр Климчук, Борис Егоров, Олег Макаров… Последним в 2004 году прилетал в Магадан по предвыборным делам в Государственную думу космонавт Виноградов, который был гостем в моей семье.

Мне рассказывали очевидцы встречи с Германом Титовым, когда его спросили, что его больше всего поразило в космосе, он ответил, то ли в шутку (чтобы не надоедали с этими приставаниями), то ли всерьез: «Выглянул в иллюминатор – а они уже тут. Облепили. Как кто? Инопланетяне!»

А вот Виталий Севастьянов, один из самых очаровательных космонавтов, ставший дополнительно еще и телевизионной звездой (старшее поколение помнит, он вел в течение многих лет интересную телепрограмму) побывал на Чукотке – в Анадыре.

Ну, конечно, грандиозная встреча в Доме культуры, столпотворение, цветы и так далее. Моя младшая непосредственная дочь Анастасия, ей тогда было лет шесть, представленная космонавту со своей знаменитой мамой, чукотской поэтессой Антониной Кымытваль, подбежала к Севастьянову и, нимало не смущаясь, упрекнула: «Гляди, у тебя так много цветов, а у меня – ни одного». Заулыбавшийся Севастьянов протянул ей букет, что и запечатлел фотограф.
Однажды у нас в Анадыре появился новый человек, сразу привлекший внимание к себе. Сам себя он называл Борис Борин, на самом деле фамилия у него была Блантер, и он, устроившийся ночным сторожем на мясокомбинате, приходился двоюродным братом знаменитому композитору Матвею Блантеру. Борис предложил свои стихи «Советской Чукотке», потом стал более известным всей магаданской читающей публике после публикаций в журнале «На

Севере Дальнем» рассказов и повестей на военную тематику. Войну он закончил разведчиком.
Маленького росточка, но с густым басом, Борис, бесконечно дымя сигаретой в часы нашего мужского единения, пропитанного неким количеством винных паров, часто веселил нас забавными случаями из своей жизни.

Сразу после войны, как начинающий фронтовой поэт, он определился в Московский литературный институт, где очень приглянулся известному поэту и веселому бузотеру Михаилу Светлову. Когда водились денежки, то Светлов несколько раз угощал Блантера ресторанным застольем. Ну, нравился ему этот шустренький начинающий литератор, которого Светлов ласково называл «Малыш».

И вот как-то раз Светлов, шустро двигаясь с одним очень даже известным художником, нос к носу сталкивается с праздношатающимся Блантером. «Малыш! – воскликнул он. – Не желаешь ли выпить?» Сей риторический вопрос в России имеет лишь один утвердительный ответ. «Тогда примыкай к нам! Моему другу художнику полагается некая денежная масс в книжном издательстве».

Втроем они робко протиснулись в кабинет главного редактора издательства, носившего фамилию Васильев (не путать с поэтом Павлом Васильевым). Художник, выступив на три шага вперед, начал сумбурно объяснять, что он только что покинул заседание художественного совета, где было утверждено сделанное им оформление одной значимой книги. За что ему, как художнику-оформителю, полагается денежное вознаграждение.

«Но позвольте, - сурово возразил Васильев. – Ко мне еще не поступили документы из художественного совета, и я об этом ничего не знаю…»
Художник, сославшись на авторитет Светлова, который как раз и был членом художественного совета, продолжал настаивать хотя бы на авансе, нажимая, что издатель знает его по многочисленным талантливо оформленным книгам, о чем ему, Васильеву, хорошо известно.

Неизвестно, чем бы закончился этот вечный спор книгоиздателя и художника, если бы не вмешался скромно сидевший на уголке стула Светлов. Привстав, он продекламировал:

Аванс художник попросил,
И взор его являл такую муку.
Но …Васильев положил
В его протянутую руку.

Как можно догадаться, финал был как в любом американском фильме – «хэппи энд».

Как-то к нам в Анадырь в конце 60-х годов нагрянула толпа военных всяческих званий, начиная от полковника Малинина и завершая майором Вороновым. В промежутке была еще парочка подполковников, но они в этом событии практически принимать участия не будут. В общем, весь «генералитет» Гражданской обороны Магаданской области прибыл в Анадырь с целью организовать образцово-показательные учения в Чукотском национальном округе, завершающим этапом которых должно стать оперативное издание специальной брошюры в местной типографии. Так, мол, и так, что касается ГО на Крайнем Севере, то и тут мы «впереди планеты всей».

Как на грех, наш единственный тогда штатный работник, то бишь начальник штаба Гражданской обороны округа Леонид Васильевич Катиков, ветеран Великой отечественной войны и герой взятия одного из последних бастионов фашистов в Балтийском море – острова Борнхольм – укатил в отпуск. И весь бедлам, а иначе я эти учения назвать не могу, свалился на нас, внешников, и на меня – исполняющего тогда обязанности этого самого начальника ГО Чукотского национального округа.

А тут еще шутники нашлись. Несколько раз раздавался телефонный звонок. И тот, по другую сторону провода, спрашивал: «Это –гэвэ?». На что один из подполковников серьезно отвечал, в соответствии, видимо, с уставом: «Нет, это штаб гражданской обороны округа».

Майор (от милиции) Воронов, который исполнял при ударной военной группе что-то вроде обязанностей пресс-секретаря, все время требовал от меня «достать» авторитетных авторов для участия в создании будущей брошюры. Чтобы это были не только журналисты (о себе, как бывшему сотруднику «Советской Чукотки» и члену Союза журналистов я умалчивал, а то бы не смог отбиться от Воронова), но отвественные лица, коренные жители – чукчи, эскимосы.

«Ты «Магаданскую правду» читаешь? – пытал он меня. – Там иногда появляются заметки, ли, по-другому, корреспонденции, за подписью «В.Воронов». Вот это я и есть. Но иногда я подписываюсь псевдонимом, но это все равно я», - раскрывал секреты редакционной кухни майор. Так вот – с этими самыми авторами - чукчами и эскимосами – у меня были большие затруднения.

Как-то мы втроем заседаем в штабе ГО, этаком пеналообразном низком полуподвале, более известном под названием «гроб», и неожиданно майор Воронов изрекает загадочно подобострастным голосом: «А знаете ли вы, товарищ полковник, что у нашего Виталия Игнатьевича жена – чукотская поэтесса Антонина Кымытваль?» Докопался-таки проклятый «пинкертон» до моих семейных тайн! «Давайте мы, товарищ полковник, - продолжал майор, глядя только в светлое чело полковника, - попросим Виталия Игнаьевича, чтобы он попросил Антонину Кымытваль написать в нашу брошюру стихи о гражданской обороне».

Ну, это уж слишком! Я стал решительно отнекиваться, поясняя, что тема гражданской обороны очень деликатная, сложная для стихосложения. «И вообще, - выложил я свой последний козырь, - стихи ведь так просто не пишутся, а творятся по вдохновению, которое в нужный момент может и не объявиться...» Но упрямый майор Воронов продолжал гнуть свое, обращаясь почему-то исключительно к полковнику, игнорируя мое присутствие: «Товарищ полковник, пусть Антонина Кымытваль возьмет любое свое стихотворение, ну, скажем, о природе, и осторожненько вставит туда два слова: «гражданская оборона». А уж рекламу и гонорар мы обеспечим, товарищ полковник».

К чему майор ввернул рекламу, я тогда так и не понял. Как не понимаю и сегодня. А вот в уста одного из «мобилизованных» авторов брошюры «Гражданская оборона на Чукотке» ему все же удалось сложить незабвенные, и вы, читатели, в этом убедитесь сами, строчки: «Здесь, на краю земли советской, с каким воодушевлением чукчи и эскимосы произносят: «Наша гражданская оборона!».

А сейчас о серьезном. Одним из своих лучших материалов того времени, напечатанных в газете «Советская Чукотка», в первую очередь, по своей результативности, я считаю статью «Испытание доверием». По долгу журналистской службы я оказался участником годового собрания в колхозе имени Первого Ревкома Чукотки в феврале 1964 года. Руководил им известный в округе человек по фамилии Годлевский. Собрание с переводом на чукотский язык шло туго, медленно, в течение трех дней. И все это время меня не покидало ощущение, что пастухов-оленеводов надувают. Они в предшествующий год замечательно поработали, перевыполнили план, а их суммарная заработная плата (в колхозе только что перешли с натурального, в виде трудодней, на денежный эквивалент оценки труда), как мне казалось, была не эквивалентной трудовому вкладу. По вечерам я закапывался в бухгалтерских документах, пытаясь найти причину этого несоответствия. Сам председатель потребовал, хотя семь месяцев отсутствовал, был в отпуске шестимесячную премию, а у оленеводов оплата не дотягивает до запланированного уровня.

Как меня допустили к работе с документами? Ну, во-первых, видимо, надеялись на мою некомпетентность, а во-вторых, тогда штатным журналистам была открыта дорога всюду, как я уже упоминал, поэтому им не препятствовали во избежание стычек с партийным печатным органом.

И я обнаружил сознательно или несознательно допущенную «ошибку». Суть заключалась в том, что в рабочем табеле пастухам ставили «галочку» выхода на дежурство, которую затем при расчетах превращали ее в семичасовой рабочий день (таков был советский норматив). Но пастухи фактически работали не по семь, а по двенадцать часов в стаде! Оплачивали же им за семь рабочих часов, так и вышла недоплата адского труда оленеводов. Но обнаружил это я уже после завершения работы колхозного собрания, о чем объявил и председателю Годлевскому, и главному бухгалтеру. Они, как я понял, знали об это «подставе», и засуетились, вроде как признали свою ошибку. Мол, в следующем году расплатимся, а в этом финансовый отчет уже сверстан.

Когда я улетал, к самому борту «подъехал» Годлевский, подсовывая «подарок» – огромную, почти с человеческий рост нельму, килограмм под двадцать. Что и говорить, желанная и любимая мною строганина. Но я категорически отказался.

Редкий случай – опубликованная статья стала предметом обсуждения на бюро окружкома партии. Годлевскому влепили «строгача» по партийной линии, страшное по тем временам наказание – это на грани вылета из номенклатурной орбиты. Специальная комиссия вылетала в колхоз и проверяла изложенные в статье факты. Оказалось, оленеводам недоплатили сто тысяч рублей, это, по тем временам, была треть их годовой заработной платы. С Годлевского сняли премию в размере семи тысяч рублей. Досталось на «орехи» и первому секретарю Анадырского райкома партии Ковалеву, ему объявили партийный выговор «за недосмотр» за кадрами. Он потом, когда принимал меня в партию, все же высказал: «Ты некорректно вел себя на колхозном собрании. Как корреспондент ты не имел право задавать каверзные вопросы».

После этого случая я частенько бывал в селе Усть-Белая, где расположен колхоз имени Первого ревкома Чукотки, и чувствовал себя как-то даже неловко, ибо меня стали почитать кем-то вроде «национального героя» местного масштаба.

Позднее, в 1974 году, когда я работал заместителем начальника окружного управления сельского хозяйства, то организовал вневедомственную инвентаризацию оленепоголовья Чукотки, то есть животных просчитали не колхозные и совхозные руководители, а специально созданные комиссии. Сам я поехал считать оленей в колхоз имени Первого Ревкома Чукотки. Каково же было мое удивление, когда у Годлевского, награжденного перед этим орденом Ленина, оказалась недостача семи тысяч оленей. За эту приписку его исключили из партии, лишили наград, осудили даже на два года условно, и он исчез с горизонта Чукотки.

Вот и все… Вот и все, что я хотела вам представить. Вот и все черновики очерков. Мне, и не только мне, очень интересно ваше мнение на их счет.
Здесь, на нашем сайте.
Внизу, в комментариях.
Давайте обсудим вместе.

НАЖИМАЯ НА КНОПКИ, ВЫ ПОДДЕРЖИВАЕТЕ ЖИЗНЬ САЙТА - СПАСИБО)

_________________________________________________________________________________________ авторизуйтесь, нажав на любую из кнопочек соц. сети, оставьте комментарий и его увидят ваши друзья

Социальные комментарии Cackle ____________________________________________________________________________________________ __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

А вот и похожие статьи

1. БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (5)…
2. БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (4)…
3. БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (3)…
4. БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (2)…
5. БУДОРАЖА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ПАМЯТЬ (1)…