Есть слова – им не учат. Врастают они
как бы сами собой в нас
в те первые дни,
когда мысль,
из ничто пробуждаясь едва,
много позже значенье для нас обретут:
мама,
тундра,
олени,
яранга,
пастух,
кэркэр…
Думал ли я,
в сладком сне прислонив
к его меху головку,
что значат они –
эти звуки гортанные в речи людской?
Кэркэр был для меня частью мамы самой!
Слово «кэркэр»…
Лишь позже сознанье мое
с ним связало нелегкое наше житье,
и увидел я в нем
символ тягостных пут,
что народу
свободно шагать не дают,
предрассудки и страхи далеких времен
вдруг открылись мне в нем,
вдруг открылись мне в нем.
Меховой.
Без застежек.
Комбинезон.
А впервые
с олешком приснился мне он.
Из мешка мехового не выпутав ног,
бился слабый теленок и плакал во тьму,
только выбраться к свету
ни сам он не мог
и никто не спешил почему-то к нему.
Еле слышно звенел колокольчик на нем.
Я спросил:
«Что ты в кэркэре делаешь днем?
Кто тебя посадил в человечий мешок?..»
«Я – земля твоя, - он мне сказал, - малышок.
Ты еще несмышленыш, но вот подрастешь –
очень многое, может быть, в жизни поймешь.
В этом кэркэре
я уже тысячи лет!
Как мне выйти на свет?
Как мне выйти на свет?..»
С той поры
этот сон я не в силах забыть.
Он учил меня видеть, учил меня жить
и сильнее любить беспредельный простор
в кэркэр снега одетых, синеющих гор,
эти травы,
пробившие чрева камней!
И все крепла уверенность
в цели моей:
жить затем,
чтобы смог мой оленный народ,
скинув прошлого кэркэр,
ясно видеть вперед,
чтоб однажды свежак
перемен зоревых
сон о кэркэре
выдул
из мыслей
моих!..
IV. ГОСТЬ. Рассказ матери.
Летом в стойбище гость появился. Он был,
как видение, выросшее из огня.
- Где моя рукавица? – лукаво спросил
и с улыбкой взглянул на меня.
И я вспомнила ночь. Небо в звездах-слезах.
Ту тропу, что вросла в мое сердце. Келы –
злого духа, в меня поселившего страх,
но вернувшего мне туркъэлы
- А ты знаешь, мой мальчик,
кто был этот гость? –
мать кончала рассказ свой так чаще всего
и сама отвечала на этот вопрос:
- Жизнь послала
а т э
твоего!..
V. ОТЕЦ
Мой отец… Где сейчас его место, скажи,
о Земля!
Облака, отыщите отца!
Не согревшись ни разу у этой души,
мне отцовской любви уж не знать до конца.
А сосед, возвращаясь из стада в пургу,
брал на руки сынишку и, нянча его,
говорил, как мужчине (забыть не могу!):
«Мать – начало всего! Мать – начало всего!»
Мой отец. То в тумане ты видишься мне,
то в горах, вслед за солнцем, качнешь головой.
Не увиденный мной наяву, ты во сне
посещаешь все чаще меня. Как живой.
Видно, так уж до смерти, до поздней росы:
с мудрым, добрым прищуром у горестных глаз,
не растившие нас, но родные отцы
не уходят из нас,
не уходят из нас.